Военный фельдшер: «Пытался отрубить свою подорванную ногу саперной лопаткой»

- Я принял решение пойти добровольцем на фронт, потому что слышал о подвигах наших ребят и не хотел оставаться в стороне, - рассказал ветеран боевых действий. - К тому же я фельдшер по образованию и был уверен, что мои навыки там пригодятся. Они и не раз пригождались в нужный момент.

До отправки на СВО Алим Габдуллин работал в Уфе фельдшером скорой помощи. У него были навыки действий в экстремальных ситуациях, однако оказалось, что в боевых условиях все нужно делать намного быстрее.

- Не только надо быстро оказывать помощь, но и соображать, - поясняет он. - Я готовился к этому и все свои знания применял. Все, что было в моих силах, я делал. У меня получилось помочь многим ребятам. 

Военный фельдшер понимал, что от него многое зависит, и набирал опыт, анализировал, какая тактика будет лучшей при том или ином ранении.

- Тех, кого можно было спасти, я спас, - уверен он. - Потом они созванивались со мной, благодарили. Связь мы поддерживаем до сих пор. Я по-прежнему общаюсь с сослуживцами, когда они выходят после выполнения боевой задачи, и знаю, что происходит в зоне боевых действий. Они рассказывают, как у них дела там, я – о том, что я делаю здесь. 

По словам Алима, подразделение, в котором он служил, сейчас активно продвигается вперед, и «настроение у ребят боевое». 

- Говорят, что есть пленные в большом количестве, - рассказывает он. - Противник уходит, оставляет позиции. Российские войска взяли Часов Яр и продвигаются к Красноармейску, перерезая ВСУ транспортные артерии. Победа скоро будет за ними – и это не обсуждается.

Алим признается, что в первое время было страшно. 

- Но в первую очередь нужно было думать не о себе, а о товарищах, которым нужно было помочь, - говорит он. - Случались и настоящие чудеса. Был тяжело ранен мой сослуживец. Ему оказали первую помощь, вызвали эвакуацию. И именно когда мы вытащили его на носилках, начался артобстрел по нашей тропе. И нас каким-то чудом не задело ни одним осколком. В таких случаях только потом понимаешь, насколько сильно тебе повезло.

Как и многие бойцы, Алим Габдуллин признается, что на войне самое страшное, это – увидеть смерть своего товарища. 

- Буквально пару минут назад вы были вместе, человек с тобой разговаривал, а через какое-то время его жизнь внезапно оборвалась, - переживает он. - А если тебя с этим человеком многое связывало, служил с ним, это очень тяжело.

Боец поведал, что современная война – технологичная, с большим количеством дронов. 

- Но с ними научились бороться с помощью средств радиоэлектронной борьбы, а еще сбивают беспилотники из охотничьих ружей, - говорит он. - Этот действенный способ недавно обнаружили российские бойцы – закладывают в патрон охотничьего ружья сетку или сбивают вражеские дроны картечью или дробью. Кто-то с энтузиазмом борется с дронами, таким прямо нравится выйти пострелять утром по дронам из охотничьего ружья. Настроение у ребят бодрое.

Алим на СВО получил серьезное ранение и потерял часть ноги. Но к травме отнесся философски.

- Со временем я для себя решил, что это лучшее, что могло там со мной произойти – я живу дальше, меня ранение не тревожит, - не жалуется он. - Прохожу реабилитацию, все хорошо. Практически не чувствую протез. 

Сам он был ранен, когда наступил на мину. Пришлось наложить себе жгут, ввести анальгетики и выбираться к своим.

- Я хоть был контужен, но сознание не терял, - вспоминает он. - Просто опустил взгляд – и понял, что ранение тяжелое. Благодаря своему опыту я понимал, что надо делать, просто чуть больше, чем обычно, суетился. Ступня висела на связках, и я попытался перерубить их саперной лопаткой, чтобы остановить кровь. Но не сумел. А когда я вышел, командир батальона, начальник штаба моментально организовали эвакуацию. Поэтому все обошлось – могло быть и хуже. А так я жив и здоров.

Алим Габдуллин говорит, что ни разу не пожалел, что пошел на СВО. 

- Наоборот, мог бы пожалеть, если бы туда не пошел, - уверен он. - Вообще, после этого опыта я стал более сдержанным и спокойным. Изменился образ мышления, суждения. Я смотрю на вещи по-другому, потому что все, что происходит в мирной жизни – такая ерунда по сравнению с тем, что люди переживают на передовой.