«Объяви завтра в Уфе гей-парад, на него никто не придет»

Мы сидим в помещении региональной инициативной группы «Максимум», которая работает в Мурманске с 2007 года, и пытаемся разобраться. Днем ранее каждый из двенадцати участников этого особенного тура уже рассказал свою личную историю – мне кажется, что я их уже слышала не раз, хотя видела этих людей впервые. Сейчас мы просто разговариваем о вопросах пола и гендера, видах сексуальности и отношении общества к тем, кто хоть чем-то да отличается от большинства. И это необязательно ориентация - российское общество готово закидать камнями даже тех, кто сделал такой безобидный для окружающих жизненный выбор, как нежелание иметь детей. Неприкосновенность личной жизни? Выбор каждого? Деликатность? В стране, где эти понятия почти напрочь отсутствуют, непросто быть гомосексуалом. Хотя это не их собственный выбор – они такими рождаются, в процессе взросления выбирать приходится каждому: жить ли открыто или всю жизнь скрываться, работая на незаметных работах и отбиваясь от родственников с их назойливым: «Когда ты уже женишься»? Мне встречались люди, сделавшие и тот, и другой выбор. Нельзя назвать их счастливыми: их жизнь – постоянная борьба либо с обществом, либо с самим собой. Тут еще неизвестно, что хуже…

Беседуя с людьми, которые работают в «Максимуме» (некоторые просили их не фотографировать), касаемся самых частых вопросов об ЛГБТ, на которые приходится отвечать по многу раз. Например: «Зачем нужны гей-парады»?

Во-первых, успокойтесь, большинство гомосексуалов вовсе не стремится к такой публичности: объяви завтра в Уфе гей-парад, на него никто не придет, кроме толпы журналистов в поисках скандального сюжета. Пожалуй, в провинции такого рода акции приносят скорее вред, чем пользу для участников.

Тем не менее, в достаточно больших городах, где можно собрать нужное количество гражданских активистов, они нужны. Именно там сформирована достаточная критическая масса, чтобы марш не превратился в банальное побоище, а показал, что ЛГБТ-сообщество не такое уж и маленькое, как принято считать. И с этой группой людей необходимо считаться, как и с любой другой. Поэтому даже потенциальная возможность гей-парада так всех раздражает. Часто человек, считающий себя толерантным, брезгливо морщится: «Нет, это, конечно, их личное дело, и я не против, но пусть они делают это тихо, нигде не афишируя». В острой дискуссии есть такой способ: попытаться перевернуть ситуацию, примерить ее на себя, и тогда становится понятной вся абсурдность утверждения оппонента. Лично я обычно предлагаю гетеросексуалу представить, что он нигде не афиширует свою личную жизнь, как утверждает. Не выкладывает в сети фотографий из отпуска со своей второй половиной, не носит в бумажнике фото своих детей, за чаепитием с коллегами по работе никогда не произносит фразу: «мой муж», «мы с женой», а при вопросе в лоб отвечает, что живет в одиночестве или загадочно закатывает глаза. Я не видела таких людей, которые бы добровольно отказались от маленьких радостей держаться за руки, приходить в гости к собственным родителям вместе с любимым человеком, в общем, жить открыто, как все. Гомосексуалы, в отличие от гетеро, всего этого или хотя бы частично, но лишены. И в этом и есть самая большая дискриминация, которую так упорно не желают замечать люди, которые снова и снова спрашивают: «Да в чем их дискриминируют-то? Живут себе спокойно!»

Но если для кого-то моральные страдания - это слишком тонкая материя, то Россия сейчас полнится вопиющими случаями другого рода насилия. В числе прочих участников в Мурманск приехала Ольга Бахаева – ее имя легко находится в гугле с такими эпитетами, как например «содомитка из Магнитогорска» или «активистка движения чайлдфри, ненавидит детей»!

На самом деле Ольга – бывшая учительница истории и обществознания в средней магнитогорской школе. Как-то раз она опрометчиво оставила комментарий вконтакте, что тоже относится к ЛГБТ и работает учительницей. И хотя в этом паблике не одна тысяча участников, «неравнодушные граждане» отследили ее и развязали настоящую травлю с обращением к директору школы, в министерство образования и даже в прокуратуру. В результате Ольга была вынуждена не только уволиться из школы, где она никогда не распространялась о своих взглядах и не имела нареканий у родителей учеников, но и уехать из своего города в столицу. В процессе этого разбирательства у нее была возможность все отрицать, но зачем?

- Как можно отказаться от части себя? - говорит мне Ольга, пока мы едем в экскурсионном автобусе.

И таких случаев множество – в России снова развелись стукачи, которые теперь называются «хантерами». Они охотятся на животных, педофилов, бомжей, гомосексуалов, мигрантов.

Разумеется, в охотничьем азарте под горячую руку попадается все подряд: милые домашние собачки умирают на руках у хозяев от яда, разбросанного для бродячих животных, мужчины, которых кто-то посчитал педофилами, подвергаются издевательствам без суда и следствия, скинхеды громят мирные гей-клубы.

Нет, недаром на горизонте снова замаячила тень вождя всех народов, тут и там стали появляться музеи Сталина, а дети при одобрении родителей и учителей несут возлагать цветы тирану. В стране, где стукачество чуть ли не национальная идея – это закономерный процесс.

Еще одна поразившая меня история – психолога Анны Гизуллиной, старшего преподавателя Уральского федерального университета из Екатеринбурга. Как-то раз ее в качестве эксперта пригласили побеседовать в «Вечернюю гостиную» в проекте «Дети 404» - речь шла о проблемах ЛГБТ-подростков. Этого оказалось достаточно, чтобы ее, замужнюю женщину с двумя детьми, хоть и не уволили из университета (это выглядело бы слишком странным, учитывая, что за два месяца до этого ректор самолично наградил ее как лучшего преподавателя), но откровенно задвинули на задний план, лишив собственных дипломников. Это ли не ущемление одного из основных прав человека: права на труд?

Что заставляет людей заниматься защитой чьих-то прав? Со стороны в первую очередь закрадывается мысль: «Неспроста! Значит, и сам такой, такая»? И действительно, способность понимать другого у большинства людей возникает только при максимальной схожести ощущений. Женщины, потерявшие ребенка от рака, основывают фонды и посвящают борьбе с этой болезнью всю жизнь; люди, любящие кошек и собак, работают в приютах для бродячих животных и так далее. Это объяснимо, это нормально и правильно.

Но какой степенью эмпатии нужно обладать, чтобы встать на защиту интересов принципиально другого человека, с противоположным твоему мировоззрением? Хотя так ли уж противоположным? Ведь борьба за его права – часть демократических свобод, которые еще дороги многим из нас.

В последнее время цитата немецкого пастора Мартина Нимёллера, которой он пытался объяснить непротивление немецких интеллектуалов нацистам, актуальна как никогда: «Когда они пришли за коммунистами, я молчал — я не был коммунистом. Когда они пришли за социал-демократами, я молчал — я не был социал-демократом. Когда они пришли за профсоюзными активистами, я молчал — я не был членом профсоюза. Когда они пришли за мной — уже некому было заступиться за меня».